Мои ментальные повреждения достигли критической отметки.
Песчинки, которые подтачивали мою броню, набивались в пазы, сковывали движения, наконец, полностью раскололи тот панцирь, который я старательно и ежедневно возводила последние лет пять.
Как хорошо было бы быть настоящей змеей, которая может вылезти из шкуры разом, в новую жизнь уже новой, совершенно не той, что прежде, змеей.
Моя шкура отваливается клочьями, а часть из них, что пристали намертво, тянут в приятный холодок омута самобичевания и жаления себя.
Как это удобно и славно, жалеть себя, заставлять других жалеть тебя, когда от тебя прежнего не осталось уже ничего. Только оболочка, мягкая форма, которой ты не хотел, ведь быть стальной девой гораздо приятнее и лучше.
Чернь, чернь с самых кончиков пальцев, подымается, захватывая до самых корней волос мое тело. Жгучий страх от ощущения, что ты станешь хуже, что напугаешь собой новым, других.
Превратишься в смоляного идола, который является по ночам, невидимый, и страшит одним своим молчаливым присутствием.
А внутри пляшет неугасимое яростное пламя, пляшет, бешеное, проклятое, отсвечивает в глазах. Это пламя заставляет мягкого смоляного демона гореть дотла.
Шрамы и окалина, которые должны остаться на теле в процессе этого горения, мигрируют в душу, и никогда не затягиваются и не рубцуются. Время не лечит их, оно оттягивает момент расплаты за все то, что пускаешь в себя, отчего не успеваешь защититься, что выслушиваешь, терпишь.
Нужен решительный рывок, место, от которого можно оттолкнуться и прыгнуть вперед, только вперед. В старую кожу нельзя влезть, она уже иссушилась в прах. По ней незачем лить слезы, ибо не бывает в людях столько слез, сколько я пролила по старой себе.
А может, вместо стали выбрать ртуть, ядовитую, изменичивую и такую же заманчиво хромированную на вид? Или наоборот, непробиваемый, бритвенно-острый пластинчатый обсидиан, только от одного взгляда на который проступает кровь?
Время, проведенное за поиском формы и сущности, течет сквозь пальцы, как расплавленное стекло, в ущерб жизни, в ущерб работе, в ущерб всему.
Моя кровь уходит в песок, и там, куда она ушла, уже давно растут виноградные гроздья.
Нужна новая форма, которая должна стать совершенной, ибо никаких сил нет проходить через такое снова и снова.